Города под госзаказ

Это было удобно для государства по нескольким причинам. Во-первых, согласно этой концепции, предприятие было первичным элементом, для обслуживания которого строилась вся остальная инфраструктура. Во-вторых, такие города часто строились под нужды военно-промышленного комплекса, что обеспечивало стабильное функционирование военной промышленности и в известной мере секретность (особенно, если моногород находился где-нибудь в «глубинке»). Третья причина — решение проблемы с трудоустройством людей, особенно «узкоспециализированных» работников, на которых был госзаказ только на определенных предприятиях.

Как только заказы становятся нерегулярными или экономика перестает быть плановой и начинаются рыночные преобразования, рушится вся система  отношений. Хотя даже когда еще существовал СССР, в моногородах не все было идеально — «грязное» производство,  система прописки, работа по распределению, отсутствие нормальной инфраструктуры и явно заниженные социальные стандарты для жителей. Но тогда система хоть как-то работала, обеспечивая людям занятость и поддержание жизни.

Именно во время постсоветских социально-экономических трансформаций моногорода пострадали, наверное, больше всего (за исключением, пожалуй, только «горячих точек»). Сначала заводы перестали получать заказы из-за разрыва цикла производства (для производства некоторых видов продукции нужны были детали, производившиеся в разных бывших республиках СССР — особенно такая ситуация была характерна для «оборонки», когда допустим, ракетные двигатели производились в Днепропетровске, системы управления ракетами — где-нибудь в одном из военных городков Подмосковья, а боеголовки для ракет — еще где–то). Одним словом, здесь разрыв одного из звеньев цепи был катастрофой для всего цикла производства — поскольку у предприятий как таковых была довольно-таки узкая специализация и на перестройку под выпуск другой продукции почти всегда не хватало ни времени, ни средств. Предприятия в лучшем случае переходили в частные руки, в худшем — вообще закрывались.

Город безработных

Массовая безработица и сейчас является главной чертой моногородов в постсоветское время. Мало того, от того, есть средства на предприятии или нет, зависит функционирование всей инфраструктуры города, которая пребывает на балансе предприятия. Если завод останавливался — тут же начинались  перебои с электроэнергией и отоплением в школах, детских садах, больницах и т.д.  Здесь советская модель градостроительства и проявляла все свои отрицательные черты, которые не были проявлены во время СССР — а именно полную неприспособленность моногородов  к автономному существованию без существенных инвестиций, которые нужно направить на структурные преобразования.  То есть сами по себе моногорода не способны нормально существовать в случае того, если градообразующие предприятия работают нестабильно или же вообще простаивают.

Именно в моногородах в кризисный для них период и проявлялись по максимуму все «прелести» урбанизации — уличная преступность, наркомания, эпидемии туберкулеза и СПИДа. Редкие бюджетные «вливания», как правило, не помогали — поскольку либо моментально уходили на латание различных «дыр», либо банально расхищались местными чиновниками. Поэтому моногорода оказывались латентными  очагами социальной нестабильности, которую на какое-то время удавалось «усмирить» за счет того, что жители моногородов первое время не были особенно граждански активными (за исключением разве что шахтерских городков, где были свои традиции проведения забастовок, и где понимали, что их акции протеста будут ощутимыми для страны в целом).

Возврат в никуда

В период экономического роста в украинских моногородах началось даже некоторое оживление — особенно на Донбассе, где распространены металлургические предприятия. Наращивание экспорта металла холдингами вроде ИСД и СКМ дало моногородам второй шанс — заводы были приватизированы и начали производить металл, люди получили рабочие места и т.д. Почти аналогично с металлургическими моногородами было и в России — но там еще сыграли роль и нефтедоллары, которые обрушились на российскую экономику мощным потоком, и какая-то их часть перепала и регионам. Но это был явно неправильный путь — возврат к старому способу жизни в условиях постоянно меняющейся экономики бесперспективен в принципе. Моногород с одним предприятием, от которого зависит его жизнь, не может существовать так же, как и при советской власти, потому что в условиях рынка невозможно четко определить, сколько средств поступит в бюджет от градообразующего предприятия, какую долю прибыли оставит на заводе его собственник, будет ли сохранен объем заказов на следующий год, сколько будет стоить продукция через полгода и т.д.

А «металлургический бум», по сути, начал возврат моногородов к эпохе социализма — снова все в городе стало зависеть от работы одного-единственного предприятия, снова начала восстанавливаться устаревшая и негибкая модель «город вокруг завода». И это еще хороший вариант — альтернативой было вообще запустение и окончательный упадок, как во многих селах и некоторых моногородах на просторах СНГ (там, где для восстановления производства требовалось восстановить не 2-3 звена в цикле производства, как в металлургии, а гораздо больше). А в некоторых случаях собственники предприятий разрывали существующий уже производственный цикл, когда в моногороде было несколько предприятий, участвующих в производстве одного продукта. В результате собственники обогащались, но город в целом получал гораздо меньше средств, чем в случае сохранения цикла производства в границах одного города.

Второй удар

Но это, как позже выяснилось, еще не конец. Повторение пройденного пришло с мировым финансовым кризисом. Даже те моногорода, которые немного уже «поднялись», начали снова страдать от тех же проблем, что и в 1990-х — на заводах сократились заказы, стали задерживать зарплаты, накопились долги по коммунальным услугам, снова начались отключения электроэнергии и т.д. В некоторых моногородах начались протесты — как в Пикалево Ленинградской области, где жители перекрыли железную дорогу, и сам премьер РФ  Владимир Путин был вынужден приехать туда, ознакомиться с ситуацией и обязать собственников местных градообразующих предприятий продолжить производство и обеспечить стабильные заказы. Но такое вмешательство со стороны высших должностных лиц — это единичные случаи, имеющие скорее имиджевый, чем проблемно-ориентированный подтекст. Так решать проблемы моногородов нельзя — и это уже начинают понимать хотя бы на уровне теории (хотя на практике успешно реализовываются только единичные случаи).

Пути решения основных проблем моногородов видятся следующими. Первый путь — искусственное стимулирование со стороны государства производственной переориентации. Это различные программы перестройки производства, создания новых рабочих мест и т.д. Второй путь — перераспределение бюджетов в пользу местных бюджетов, создание налоговых льгот для конкретного предприятия, перераспределение налогов так, чтобы на местах оставалось достаточное количество средств для местных нужд. (Некоторые экономисты предлагают моногорода вообще расселить, но это слишком болезненный вариант). И первый, и второй путь сопряжены с многочисленными трудностями.

Во-первых, это возможные злоупотребления со стороны местных властей — в первом случае средства будут уходить на создание «потемкинских деревень» и отмываться другими способами, во втором случае будут систематически расхищаться и не достигать намеченных «пунктов прибытия». Есть и частные различия в проблематике — например, в первом случае программа переориентации города должна быть согласована с местной спецификой, а во втором — надо соблюдать баланс между централизацией и децентрализацией бюджетной политики, чтобы с одной стороны, не было зарегулированности, а с другой — не было так, чтобы доходы шли исключительно в карман местным элитам, а государственный бюджет при этом оставался пустым. В обоих случаях есть проблема целевого расходования средств, оптимизации расходов и т.д. Но если есть политическая воля центра и желание регионов сотрудничать, а не соперничать в том, кто кого перехитрит в умении успешно «осваивать бюджеты», тогда эти проблемы можно решить.

Но и тогда остаются трудности социального характера, с которыми не могут нормально справиться даже самые успешные в экономическом плане страны мира. Так было в США в Детройте, где в связи с переносом ряда автомобильных производств резко упала деловая активность в чуть ли не 1/3 районов, и эти районы попросту опустели. Как мы уже говорили, негативные аспекты урбанизации очень ярко проявляются именно в моногородах или в индустриальных частях мегаполисов. Детройт признан одним из самых неблагополучных городов в США по причинам роста уличной преступности и ухудшения экологической ситуации — и в этом аспекте очень сильно напоминает наши моногорода Донбасса или Юга. Поэтому преобразование моногородов — это довольно длительный и трудоемкий процесс, который без структурных преобразований экономики страны в целом вообще невозможен. А для последнего нужно не только знание о том, что и как нужно реформировать, но и политическая воля высшего руководства страны. Иначе моногорода так и останутся мертвым грузом для украинской экономики.