Все вокруг блестело от золота и роскоши. На стенах, вместо картин, во весь
рост блестели в томном свете свечей зеркала. Она скромно стояла в сторонке и
поправляла свое белоснежное платье. И только посмотрев по сторонам, если
никто не видел, незаметно поправляла свою и без того идеальную прическу, и
потом еще долго не могла отвести взгляд от своего восхитительного отражения.
На ее голове красовалась диадема с довольно немаленькими камнями:
«Фальшивые», - скромно говорила она, опуская свои глазки, давая тем самым
понять, что такой красавице не пристало одевать обыкновенные стекляшки.

В воздухе витали звуки вальса, и дорогое шампанское уже давно вскружило всем
головы. Президент, нацепив на себя алую ленту, времен канувших в забвение
царей и какой-то орден, придуманный им самим, глупо и хмельно улыбаясь
прохожим, почему-то думал, что все еще будет хорошо, если они могут вот так
вместе собраться и хорошенько погулять...

Витя уже давно ни с кем не разговаривал, в зеркала не смотрел и на вальс
никого не приглашал. Он лишь, со славянской тоской пил кислое шампанское и
грустно улыбался сам себе, словно понимал, что все они безвозвратно теряют
что-то очень важное. От этих мыслей шампанское становилось еще противнее, а
его лицо еще тоскливее. От того никто не подходил к нему, и даже соратники и
единомышленники предпочитали обходить его стороной, словно его настроение,
как вирус, могло передаться остальным.

Рая, Инна и Аня стояли в сторонке, о чем-то тихонько хихикая. Они напоминали
девушек на выданье, которых уже давно пора было пристроить, но, как на зло,
никак не попадалось подходящей партии. От своей ненужности и неустроенности
они негромко и зло перешептывались, обсуждая каждого, кто попадался на их
пути.

Коля, как всегда, блистал. Понимая, что больше брать нечем, он одел свой
лучший костюм, набриолинил и без того блестящие волосы и надушился
недопустимо дорогим парфюмом. Он впадал в экстаз от чувства собственной
превосходности и неземной красоты. От того неспешно проходил по залу, ни с
кем однако не заговаривая, дабы не разрушить идеальный образ супер-мужчины.

В тот вечер Леня решил провозгласить себя царем и владыкою всего Киева, а
Олесика повысить до придворного пажа. И чтобы усилить образ великого
покровителя бедных и нуждающихся, он накинул на свои хрупкие плечи дорогую
тяжелую шубу, волочившуюся по натертому паркету. В шубе было душно и
неудобно, но снять ее Леня не решался, боясь разрушить величественный образ.
После прихода великого все как-то сразу оживились, ожидая очередной его
выходки. Но он лишь негромко ворчал, что за этот бутерброд с черной икрой
мог бы кормить бабушек Печерска целых полгода. Но никто не обращал на него
внимания, так что желающих поменяться бутербродом с икрой на пресловутую
гречку не нашлось. После чего великий скромно сел в углу и стал запихиваться
заморскими угощениями, то ли из жадности, то ли от злости за весь
изголодавшийся народ.

И было весело, и все как-то забыли, что где-то кризис и совсем нет денег,
что нет работы и нечем платить за квартиру. Все улыбались и делали вид, что
все еще может быть хорошо. И только изрядно пьяного Витю не покидало
чувство, что они все-таки что-то потеряли, такое важное и необходимое для
вверенной им, безрассудным народом, страны...