Пожалуй, одним из достижений «Высокой полки», да и самого факта следует считать издание  избранных критических и эссеистических произведений украинского  писателя  Константина  Москальца «Игра продолжается». Это добротная интеллектуально-философская проза. Это - прекрасный автор. В подземных переходах Киева и Львова до сих пор можно услышать в гитарно-босяцком исполнении его культовую песню «Вона». Господин Москалец не скрывает своего гностического мировоззрения, которое, правда, благополучно уживается  с коллаборацией между господином Москальцом и журналом «Критика»,  который, в свою очередь, проповедует неолиберальные ценности, имеющие мало общего с гнозисом. Однако речь сейчас не об этом. Совсем не об этом.

В одном из эссе, входящем в вышеупомянутое издание, речь идет о более чем талантливом украинском поэте Григории Чубае. В 1970-ые годы он оказался под прессом КГБ. Он не проявил достаточного мужества и раскололся. Он рассказал «Фрейдам в погонах» все, что знал о львовском самиздатском журнале  «Скрыня», и о людях, причастных к этому журналу. Многим из этих людей советский КГБ с  присущим ему садистским мастерством сломал жизнь.

Москалец пытается оправдать Чубая (ныне покойного), которого он в свое время знал лично. Оправдания выглядят неумелыми и неуместными. Человек, предавший своих, будь он трижды гением, не может считаться человеком порядочным.  Москалец пишет об инфантильности своего ныне мертвого друга. Пишет о том, что Чубай – поэт, а поэт – это всегда большой ребенок, о том, что Чубая запугали лечением в закрытой психиатрической больнице. Однако похоже на то, что автор сам не верит тому, что он пишет.

Дело в том, что в современной Украине есть свои политические заключенные. Далеко не все они – фашисты. Среди них есть люди, остро реагирующие на несправедливость, есть люди, которые сами пишут стихи и переводят Лорку с испанского на украинский. Как покойный Чубай. Правда они не раскалываются и в отличие от Григория Чубая не сдают своих друзей.

Во избежание обвинений в том, что автор и сам может предать своих друзей, поспешу прибегнуть к известной евангельской притче. А, также, к тому, что когда лет через десять-пятнадцать-двадцать мне придется писать о своих мертвых друзьях прошедших сквозь карательные жернова третьей украинской республики, мне не придется  приписывать им инфантильность, путая ее с трусостью и гнилостью души. Они не сломались.