Ирина Прусс, "NewTimes.ru"
Еще весной казалось, что постсоветский политический режим вполне сложился, принят подавляющим большинством населения и особых перемен ждать в ближайшее время не приходится — и тут эти самые перемены пришли. В самом деле, на март ушедшего года приходится пик популярности нашего дуумвирата, пик доверия к нему и высокой сплоченности народа вокруг лидеров в «минуту испытания» последней кавказской войной: сработал привычный мобилизационный сценарий. Тогда впервые за постсоветскую историю россияне объявили сложившийся политический и экономический режим наилучшим, лучше даже советского, не говоря уже о демократии западного типа.
Режим покончил с оппозицией, практически вытеснил ее из поля общественного внимания, а заодно покончил и с общественным мнением как таковым. Директор «ЛевадаЦентра» Лев Гудков, двадцать лет изучающий общественное мнение, считает, что оно сегодня в России парализовано: этот важный институт современного общества сводится к непосредственной реакции на телевизионные передачи, телевизионное изложение событий, обычно безальтернативное и в высшей степени тенденциозное, перемежаемое развлекаловкой.
Общество телезрителей
Почти половина телезрителей, как и раньше, заявляет, что не склонна доверять интерпретации событий в СМИ, прежде всего по TV, но других источников информации россияне практически не имеют. И не столько потому, что мало-мальски оппозиционные издания преследуются, сколько потому, что к ним все меньше обращаются. Из повседневной жизни россиян сначала почти исчезли толстые журналы, некогда игравшие огромную роль в кристаллизации общественного мнения, в известной мере задававшие его структуру. Потом были оттеснены на периферию общественного интереса центральные газеты. Сегодня среди печатных СМИ лидируют тонкие журналы с рассказами из жизни звезд, рецептами похудения и обязательно с телевизионной программой. Юрий Левада назвал новое общество «обществом телезрителей». Именно так называлось исследование Льва Гудкова и Бориса Дубина, в котором не просто констатировалась резко возросшая «телезависимость» среднестатистического россиянина, но и содержался анализ создаваемого ею типа общества — аморфного, пассивного, расслабленного, лишенного внутренней структуры и пространства для публичного действия.
Очень показательно в этом смысле было восприятие последней кавказской войны. Борис Дубин сравнил реакцию телезрителей и тех, кто в основном черпал информацию из интернета и там же делился своими комментариями. Такое впечатление, говорит социолог, что речь идет вообще о разных войнах. 75–80% наших сограждан, безусловно, поддерживало действия российских властей, хотя половина из них при этом признавала, что не понимает сути событий. Большинство видело эту войну не как попытку (пусть совершенно негодными, даже преступными методами) правительства Грузии «восстановить конституционный порядок на своей территории» (что заставило бы вспомнить о чеченских войнах), а как «горячий эпизод» в вечном противостоянии России и США.
Совершенно иначе видели эту войну постоянные посетители интернета. Они имели разнообразную информацию, горячо ее обсуждали, много спорили и в результате вырабатывали некое объемное представление о конфликте. Это была совершенно иная, чем у постоянных телезрителей, манера обращения с информацией, иное ее восприятие. Но их оказалось не больше 7–8% опрошенных.
«Телезависимость» диктует и определенный набор главных событий уходящего года, в котором на первом месте — смерть патриарха, на втором — война на Кавказе и избрание нового президента, на третьем — финансовый кризис, на четвертом — смерть артистов А. Абдулова, Н. Мордюковой, М. Магомаева.
Начало перелома
В течение последних лет сложился своего рода общественный договор власти и общества: власть способствует тому, что россияне живут во все большем достатке, а граждане принимают ее внутреннюю и внешнюю политику. 57% россиян были уверены в предопределенности выбора Медведева президентом (то есть признавали тем самым отсутствие реального выбора), но относились к этому совершенно спокойно. Слой людей, раньше значительный, которые считали, что не смогут приспособиться к постсоветской реальности никогда, стал совсем малочисленным. Тревожность, характерная для наших граждан в начале и в конце 90-х (после дефолта), постоянно снижалась до минимума в 2007–2008 годах.
Так продолжалось примерно до сентября 2008-го. И вот тут социологи фиксируют начало перелома.
Доверие к президенту (теперь — президенту и премьеру) и прежде было не столько результатом оценки их конкретной политики, сколько средоточием надежд на то, что в обозримом будущем хуже не станет. Поэтому оно парадоксально, но постоянно сопровождалось весьма низким доверием ко всем институтам, которые должны служить инструментами в осуществлении этих надежд: к чиновникам, судам, милиции. После сентября 2008 года и доверие к первым лицам страны начало снижаться.
Почти половина отвечавших на вопросы социологов в декабре сказала, что 2008 год оказался для России «труднее, чем предыдущий» (46%) — таких цифр не было с 1999 года. Чувство уверенности в завтрашнем дне, достигнув максимума в марте 2008-го, резко пошло на убыль. Еще в апреле преобладало мнение, что трудные времена для страны позади; летом стало набирать силу и уже в ноябре возобладало мнение противоположное — что трудности впереди. Все меньше становится людей, уверенных в том, что страна движется в правильном направлении — их уже меньше половины.
Хрупкая вертикаль
Тем не менее разлившаяся в атмосфере тревога пока достаточно виртуальна: она не воплощается в конкретные страхи за собственное положение и положение своей семьи. Как всегда, ситуация в стране оценивается хуже, чем у себя дома; большинство по-прежнему не боится лично для себя бедности и безработицы и даже меньше, чем в последние годы, опасается публичных унижений (хотя их постоянно или время от времени ждут 46% наших сограждан), произвола властей, беззакония (но и сегодня их боится более половины населения страны — 56%).
Однако чем дальше в кризис, тем чаще будут возникать и укрепляться сомнения в действенности общественного договора между властью и обществом.
Вытоптав всякие ростки политической самостоятельности и почти уничтожив экономическую самодеятельность, центр сосредоточил всю ответственность за происходящее на себе. По-прежнему «человеком года» для 40% выступает В. Путин, для 27% — Д. Медведев, дальше — обычный провал: прочие известные персоны набирают считаные проценты. Вертикаль власти в таком варианте, предостерегают социологи, сооружение хрупкое. Пытаясь укреплять ее и дальше силовыми методами, новыми ограничениями, она лишь делает ее еще более хрупкой.
Но не только власть, но и граждане накануне серьезных испытаний оказались в какомто выморочном, странном мире, в котором трудно принимать правильные решения. Страна словно вернулась в эпоху холодной войны (которая, по мнению многих выступавших на только что прошедшей ежегодной конференции «Левада-Центра», вполне может превратиться в войну «горячую»). По последним опросам, Россия находится в кольце врагов. Главные ее враги (в порядке убывания): Грузия, США, Украина, Литва, Польша; друзья — Белоруссия, Германия, Китай, Франция. Но отношения со странами Европы оцениваются как все менее доброжелательные. Большинство не сомневается в политической подоплеке столкновения с Украиной по поводу транспортировки газа, но понимает эту подоплеку как вполне резонное стремление российских властей «наказать» бывшую братскую республику за «оранжевую революцию», за прозападную ориентацию, за стремление выйти из поля зависимости России.
Для многих россиян, как и для российской власти, мир вновь поделен на зоны влияния сверхдержав, одной из которых осталась (или вновь стала, когда «встала с колен») Россия; российскую зону надо охранять по всему периметру с неменьшим усердием, чем благосостояние собственных граждан («Вы хотели бы жить в огромной стране, которую уважают и побаиваются, или в маленькой, уютной, безобидной стране?» — соотношение в ответах 75:19). Они готовы снова и снова воспроизводить модель, отработанную в последней кавказской войне: два-три дня военных действий — и победа, которой надо гордиться, но с которой совершенно непонятно, что делать. Главное, чтобы все в «твоей» зоне понимали: «Дышать будешь, когда я разрешу (иначе выведу танки на дорогу к Тбилиси или перекрою газовый вентиль)». Сохранится ли такой взгляд на мир в ближайшие месяцы, когда кризис наберет обороты, — увидим.
НОВОСТИ
